Изменения в психотерапии настолько сложны для осмысления, что, вероятно, никогда не будут полностью поняты. Мы не в силах охватить все возможные процессы, задействованные в терапевтической ситуации и влияющие на сложность психотерапевтических изменений, мы замечаем только некоторые, поскольку ограничены в своем восприятии. Кроме того, изменения в кабинете психотерапевта взаимодействуют с изменениями за пределами терапевтического кабинета. Изменения также развиваются со временем: некоторые из них могут появиться через месяцы или годы после окончания терапии. Однако мы можем описать процессы, связанные с терапией, и попытаться объяснить те результаты, которые наблюдаем вследствие этих процессов.
Нет никакой структуры опыта, которая в своей организации не воспроизводила бы структуры языка, именно потому, что этот опыт запечатлевается в нарративах. И правда, давайте посмотрим, что нам, практикующим психологам, предлагает лингвистика. И когда мы говорим об изменении человека, мы говорим об различных формах активности, направленной на преобразование. Когда мы описываем активность как процесс, мы в большей мере используем глаголы. В языке описание форм активности регулируется через залог. Залог в грамматике — это способ выражения отношения между действием и субъектом, который его выполняет. В русском языке выделяют три основных залога: активный, пассивный и возвратно-средний. Каждый из них может быть проанализирован не только с точки зрения грамматики, но и через призму психотерапевтической практики.
Активный залог. В активном залоге субъект выполняет действие. Например: «Я читаю книгу и готовлюсь к лекции». Здесь «я» — это активный участник процесса. Субъект выступает инициатором действия, направленного на объект. Активный залог отражает агентность — способность влиять на реальность через целеполагание и волю, а также направленное, активное осознавание.
Пассивный залог. В пассивном залоге субъект испытывает действие, но не выполняет его. Например: «Образ возлюбленной возник передо мной». Здесь акцент смещается на само действие, а не на того, кто его выполняет. Субъект становится реципиентом действия. Пассивный залог соответствует «ненаправленному осознаванию» в гештальт-подходе — способности «быть с» опытом без немедленной реакции, созерцательности.
Возвратно-средний залог. Средний залог описывает действия, которые направлены на самого себя (возвратность действия к субъекту, -ся/-сь). Суффикс «-ся» сохраняет свое первоначальное значение «себя», например: «брат умывается» — «умывает себя». Посредством среднего залога также передают характер взаимодействия с акцентом на внутренних изменениях или когда имеется взаимное влияние между субъектами. Например: «Мы общаемся» или «Я рефлексирую». ПХГ описывали средний залог как пространство «in between»,
одновременно принадлежащее индивиду и среде, это пространство, где одновременно осуществляется действие (перцептивно-моторная активность) и испытывается воздействие. Любое действие в этом пространстве неминуемо возвращается к субъекту или меняет его состояние.
Давайте рассмотрим, как работает художник. Мы можем посмотреть на его творчество по крайней мере с трех точек зрения:
1. Сосредоточиться на результате творческого процесса, скажем, на картине.
2. Сфокусироваться на самом процессе написания картины.
3. Обратиться к состоянию художника, когда он стоит перед чистым холстом и входит в поток творчества (или призывает нисхождение творческого потока).
Таким образом, мы можем выбрать три фигуры исследовательского интереса. Непосредственно нарисованная картина, т.е. ЧТО нарисовано. Либо же обратить внимание на то, КАК художник нарисовал картину, т.е. какие техники и приемы он выбирал. И наконец, посмотреть на то, КТО ее нарисовал, на состояние художника, стоящего перед чистым холстом, как он присутствовал и входил в поток творчества, как он обретал вдохновение для рисования, в какой точке его жизни, в каких сопутствующих обстоятельствах возникла эта картина.
В гештальт-подходе мы можем приблизиться к частичному пониманию процесса изменений, используя три взаимодополняющие оптики:
1. Индивидуальную или моноперсональную (фокус на внутреннем мире клиента, работа с феноменологией) — пассивный залог, опыт случается и переживается.
2. Диалогическую или биперсональную (фокус на взаимодействии, например в пространстве «терапевт-клиент», работа на границе контакта) — активный залог, я осуществляю изменения посредством новизны переживаемого опыта в отношениях.
3. Полевую или ультраперсональную (фокус на целом, определяющем и организующем опыт всех включенных в него элементов, в том числе и индивида, а также работа с состоянием присутствия самого терапевта) — средний залог, способ присутствия и фокус внимания, влияет на ситуацию, которая, изменяясь, неминуемо преображает как клиента, так и терапевта.
Каждая из оптик открывает уникальные грани понимания и задаёт направления для терапевтического мышления и работы. На их основе можно выделить три ключевых вектора — оператора изменений, которые помогают клиенту двигаться к интегративной целостности и самотождественности. Далее мы рассмотрим эти три оператора изменений подробнее, но прежде предлагаю остановиться на
сверхважном компоненте, который влияет на все. Ролло Мэй пишет о нем: «Если вместо того, чтобы немедленно реагировать, ты просто сдержишься и выдержишь паузу, то самой этой паузой ты окажешься способен разорвать связь причины и следствия, и уже исходя из этой паузы, ты сможешь сделать все, что угодно, а не только то, к чему тебя подталкивал стимул». Аналогичную идею высказывает автор теории психологических установок — Дмитрий Узнадзе, который пишет: «Первый шаг к свободе — это способность воздержаться от импульсивных действий». Человек — не пассивный объект, а субъект, творящий себя через поступки. Именно способность брать паузы, выдерживать тревогу и порождает саму способность к авторству. Тревога — это остановленное возбуждение, в этом смысле тревога и обеспечивает нашу способность к осознаванию (наш внутренний мир во всем его многообразии сформирован благодаря ретрофлексии), потому что мы получаем паузу между стимулом и реакцией, мы оказываемся способны воздержаться от немедленного реагирования. На уровне тела это похоже на работу мышц-антагонистов: что-то напрягается, что-то расслабляется, и такими разнонаправленными векторами мы получаем доступ к точным и сложным движениям, к полноте и свободе выражения себя. Способность брать паузу и выдерживать её является тем фундаментом, на котором построено здание с тремя башнями — тремя операторами изменений в терапевтическом пространстве. Давайте перейдем к их рассмотрению.
Качество внимания.
В рамках данной оптики изменений терапевт рассматривает все трудности клиента, его конфликты в отношениях или сложность их построения как проекцию внутренних процессов: телесных импульсов, эмоций, незавершённых задач развития, ригидности коммуникативных паттернов. Любой внешний конфликт является отображением неосознаваемого внутреннего конфликта субъекта. Задача терапевта — сместить фокус внимания клиента с попыток контролировать внешнее, например, «исправить отношения», «изменить других» на осознавание внутреннего опыта. Через удержание внимания на чувственных переживаниях, дыхании, образах клиент учится не подавлять, а проживать свои телесные процессы и эмоциональные реакции. Это высвобождает энергию, замороженную в борьбе с самим собой, и запускает естественную трансформацию застывших паттернов. Так реализуется «парадоксальная теория изменений»: не через «исправление», а через осознавание и принятие того, что есть. Древние трактаты по йоге и гештальт-терапия, несмотря на разность традиций, сходятся в понимании того, что качество внимания определяет качество трансформации жизни. В восьми ступенях йоги, описанных Патанджали, нас интересуют пятая и шестая. Пятая ступень йоги называется «пратьяхара» (отвлечение/отрыв внимания от внешних объектов и перенаправление на чувственный опыт и телесный процесс), и шестая ступень — «дхарана» (концентрация), отражают принципы гештальт-подхода, где внешние события и отношенческие конфликты становятся точкой входа во внутренние процессы.
Пратьяхара — это искусство «возвращения чувствительности домой», где внимание на время отрывается от объектов внешнего мира (людей и ситуаций) и направляется на внутренние процессы: образы, телесные ощущения, эмоции. Перенаправляя внимание с попыток контроля чем-то внешним на восприятие своего внутреннего мира, пратьяхара является входом в чувственный опыт и порождает осознавание.
Дхарана — это сила сосредоточения или удержание внимания на одном объекте, которая запускает процесс преображения. Объектом концентрации становятся не словесные абстракции мышления, а живой внутренний процесс: ощущения в теле, чувства и эмоции, мимолётные образы. Суть в том, чтобы ощутить собственную энергию возбуждения, которая раньше тратилась на попытки изменить внешнее «заставить партнёра любить меня», и перенаправить её на исследование внутреннего «как я переживаю и как блокирую свою потребность в близости?». Это высвобождает ресурсы, «замороженные» в телесном напряжении, обеспечивающем отчуждение своих переживаний и свойств личности, а также в притворных попытках быть тем и таким, каким не являешься. «Мы меняемся не тогда, когда пытаемся быть другими, а когда осознаём, кто и как мы есть». Другими словами, изменение происходит вследствие большего осознавания, а не лучшего манипулирования. Это созвучно йогическому принципу: энергия следует за вниманием. Когда клиент прекращает тратить силы на манипуляции внешним миром (имитацию уверенности, подавление эмоций) и переносит фокус на внутренние процессы, происходит чудо: энергия, ранее связанная в сопротивлении (дихотомия «собака сверху» vs. «собака снизу»), высвобождается. Алгоритм трансформации:
1. Отрыв внимания от внешних объектов (пратьяхара);
2. Концентрация на внутреннем потоке телесных ощущений и чувственного опыта (дхарана);
3. Осознавание и переживание подавленных чувств и репрессированных фрагментов опыта;
4. Естественное изменение в самоощущении и отношениях. Этот процесс не требует насилия над собой — он следует за искренним интересом к собственному опыту. Энергия внимания — это мост к целостности.
Чем больше человек пытается управлять внешним, тем сильнее теряет контакт с собой. Чтобы измениться, важно перестать пытаться меняться; чтобы обрести контроль, приходится отпускать контроль. Это и есть суть парадоксальной теории изменений, где качество нашего внимания становится активностью по пребыванию в пассивном залоге, когда мы предоставляем свое внимание происходящему опыту, не пытаясь управлять и контролировать этот опыт.
Новизна способа действия и переживаемого опыта.
Существует исследование (Д. Стерн) о том, что после того, как клиенты заканчивают терапию, они помнят два типа узловых событий, которые, по их мнению, их изменили. Первый касается основной интерпретации (или интерпретаций), которая реорганизовала их внутренний психический мир. Стерн использует аналитический язык; нам ближе говорить об интервенции, цель
которых — способствовать расширению зоны осознавания, благодаря чему происходит развитие качества внимания клиента. Второй тип узловых событий по Д. Стерну касается особых моментов подлинных контактов лицом к лицу (моменты встречи) между клиентом и терапевтом, которые меняют отношение клиента к терапевту и, таким образом, оказывают влияние и на самовосприятие клиента. Подобная информация даёт возможность предположить, что многие терапии не имели успеха или были прекращены из-за неиспользованных возможностей установления глубоких по смыслу контактов между двумя людьми.
Как говорил Фриц Перлз: «Мы — есть то, чем мы стали в результате предыдущего способа действовать», т. е. изменяя привычный способ организации отношений, мы изменяем себя. В терапии мы создаём пространство для экспериментов: клиент пробует иные способы контакта с миром, выходя за рамки привычных ролей и сценариев: «хорошей дочери», «сильного мужчины», «жертвы обстоятельств». Через живой диалог и новизну рождается корректирующий опыт, преображающий и позволяющий изменениям произойти. Новизна действия требует «осознанного риска» — нарушения автоматизмов вопреки страху, стыду или другим трудным для переживания чувствам. Таким образом, поиск новых форм — это не поиск «правильного пути», а бесконечный танец с возможностями. Новое действие становится частью процесса самоопределения. Кризис возникает не из-за потери содержания (потребности), т. к. пока мы живы, пока организм обеспечивает гомеостаз, всегда образуется энергетический профицит для обеспечения поисковой активности. Энергия удовлетворения потребности требует формы для реализации, иначе она «растекается» или, скорее, затекает в привычную форму. Хорошая форма рождается из личного опыта, чувств и внутренних противоречий, а не внешних правил. Чем больше в ней «автора», тем она жизнеспособнее.
Предполагается, что у каждого из нас есть некий субъективный мир, в котором мы чувствуем, переживаем и думаем. Сейчас переживания есть у вас и у меня, и мы не называем их словами. Мы говорим о теориях и действующих силах в терапевтическом пространстве, но между нами есть эта часть взаимодействия, которую мы называем интерсубъективностью. Это совместное проживание некого эмоционального или аффективного пространства. Возможно, вы сейчас видите, как я говорю и жестикулирую, и делаете акцент не на том, что я делаю, а на том, какие чувства стоят за моими действиями. По Стерну, интерсубъективность — не просто обмен информацией, а совместное создание реальности, где каждый участник вносит свой субъективный опыт, формируя общую среду взаимодействия. Стерн подчеркивал, что интерсубъективность — это процесс, включающий:
1. Совместное внимание, например, мать и ребенок смотрят на одну игрушку.
2. Синхронизацию аффектов, ритмическое совпадение жестов, интонаций.
3. Разделение витальности, динамические паттерны эмоций — «всплеск радости», «медленная грусть».
Стерн вводит такое определение, как «витальные аффекты» — это динамические, телесно выраженные переживания (например, порывистость, плавность), которые
передаются в диаде. В терапии они становятся мостом для понимания невербального опыта клиента. Стерн считал, что изменения в терапии происходят через создание нового совместного опыта между клиентом и терапевтом. Это позволяет клиенту пересмотреть ранние паттерны отношений. Например, ребенок бьёт игрушку по столу и испытывает удовольствие; мама, которая видит, что ребенок бьёт игрушкой по столу и испытывает удовольствие, может сказать ему: «Бум-бум», — и это совпадает с тем моментом, когда игрушка бьётся. Ребёнок почувствовал, что мама правильно поняла его радость; мама и ребенок в этот момент переживают соразделение радости. Ребенок в этот момент ощущает, что он может вместе с мамой проживать свои чувства и состояния. Если настройка существует и хорошо налажена, то у ребенка будет ощущение некой полноты этого мира. Ошибки настройки могут привести к тому, что чувства не разделяются, и это может приводить к драматичным последствиям. Бывает иначе, когда мать пытается включиться во все переживания ребенка, вторгаясь в его внутренний мир, и это притормаживает развитие отдельности у ребенка. А иногда происходит то, что Стерн называл «воровством аффекта», когда мать присоединяется к чувствам ребенка, но затем уводит его переживания в другую сторону: «Да, ты обязательно поедешь на бал» (присоединение мачехи к радости и восторгу Золушки), «но сначала убери-ка весь этот огромный дом и поторапливайся» (уводит в досаду и отчаяние).
В процессе своего развития ребёнок учится говорить и использовать слова для описания своего опыта. Это одновременно дает возможность приобщения к большой культуре людей и создает опасность того, что некие элементы опыта, которые не могут быть выражены словами, остаются неосознанными. Когда ребенок начинает говорить, окружающие ждут, что он расскажет о своем состоянии, но он не всегда может это сделать. В результате тот опыт, под который были найдены слова в питающих его психику отношениях, — существует, а тот, который не был «ословесен», — нет. Стерн называл такие фрагменты опыта имплицитными или неосознаваемыми. Это некие чувства и намерения, сообщения, которые существуют на невербальном уровне и не осознаются. Когда мы говорим о чём-то, мы выхватываем из опыта часть и обозначаем, что оно существует, а всё остальное вычеркивается. Это может привести к тому, что мы не сможем полностью передать свои переживания. Задача психотерапии в том, чтобы некие переживания, которые обнаружены и поняты другим, могли бы присутствовать и во внутреннем мире клиента. Например, когда клиент говорит что-то важное, а терапевт реагирует на это, появляется возможность для дальнейшего продвижения. Далее Стерн выделяет два важных для нашего взаимодействия с клиентом конструкта: момент сейчас и момент встречи.
Момент сейчас (present moment) в работах Даниеля Стерна описывается как непосредственное переживание текущего опыта в терапии, где фокус смещается на «здесь и сейчас»; их длительность составляет от 3 до 10 секунд, если больше, то это уже субъективно переживается как моменты, следующие друг за другом. Момент сейчас — это эпизод, в котором клиент и терапевт совместно проживают эмоции, жесты или паузы, создавая основу для имплицитного (невербального) взаимодействия. Такие моменты считаются ключевыми для возникновения изменений.
Момент встречи (moment of meeting) — это качественный скачок в терапевтических отношениях, когда происходит глубокая синхронизация между клиентом и терапевтом, преодолевающая привычные паттерны и роли. Это совместно созданный опыт, где оба участника выходят за рамки прежнего, формируя новое, аутентичное взаимодействие. Такие моменты перестраивают имплицитное реляционное знание клиента, способствуя долгосрочным изменениям.
В обоих терминах, введённых Стерном, подчёркивается важная роль микровзаимодействий и спонтанной эмпатической настройки в терапии, во многом осуществляемой невербально, где изменения рождаются не через интерпретации, а через живой, совместный опыт клиента и терапевта. Момент сейчас — энергетически заряженный момент. Это может привести к моменту встречи, который является одним из самых сильных и значимых моментов в терапии. Важным является то, что в эти моменты нельзя действовать по шаблону. Они требуют присутствия, искренности и творчества другого человека; только так имплицитное и непрожитое может обрести форму для проживания и выражения, т. е. репрезентацию в психическом аппарате. Психопатология является результатом переживаний, которые не могут быть ассимилированы, поэтому они остаются неоформленными и ощущаются как «отсутствия» в процессе контактирования. Переживание не может быть ассимилировано, когда оно всепоглощающее (как в травмирующих ситуациях) или когда поддержки окружающей среды недостаточно, чтобы позволить ему быть почувствованным, признанным, названным, выраженным, подтверждённым и ценным. Так происходит в ситуациях хронического пренебрежения, жестокого обращения и насилия в личной истории клиента. Это точки отсутствия в контакте, отношениях и жизни, которые упаковываются в жёсткие формы симптомов. Слабо дифференцированные переживания ищут возможность проявиться и стать чувствами, которые можно обработать, почувствовать, распознать, назвать, выразить, подтвердить, ценить и ассимилировать. Для того чтобы проявились эти ощутимо отсутствующие переживания, недостаточно тела самого клиента, как этого было недостаточно в истории жизни клиента. Этим проточувствам нужна другая плоть — тело терапевта в терапевтической ситуации. Если терапевт не даёт возможности для этого, момент может быть упущен. Таким образом, интерсубъективность — это когда два человека могут одновременно переживать что-то общее, что может быть прожито только вместе. Это создаёт новое пространство, которого до этого не было.
Модуляция присутствия в поле.
Этот оператор особенно непривычен в понимании, так как предполагает выход за пределы логики индивидуального мышления, присущей западной культуре. Поэтому попробую начать его объяснение с притчи.
В долине, затерянной меж иссохших холмов, стояла деревня, чьи поля превратились в трескающуюся глину. Месяцы без дождя унесли урожай, а с ним — надежду. Старейшины вспомнили о монахе, жившем в горной пещере. Когда жители, обессиленные, пришли к нему, монах молча согласился помочь. Он вошёл в деревню и три дня провёл в медитации в заброшенном доме на окраине.
На четвёртое утро тучи сомкнулись над долиной. Хлынул ливень, вернув надежду.
Жители, ликуя, окружили монаха: — Ты спас нас! Как мы отблагодарим тебя? Монах улыбнулся, и в его глазах отразилась бескрайность: — Что вы? Я лишь песчинка в океане жизни. Придя сюда, я утратил гармонию — шум отчаяния заглушил тишину внутри. Три дня я восстанавливал связь с целым, ибо знал: изменив свой внутренний мир, я изменю мир вокруг. Один из селян спросил: — Разве дождь пришёл не из-за твоей медитации? — Я лишь вернул себе покой — а он, как ветер, разнёс семена перемен.
С тех пор в деревне помнили: «Поливай корни своего духа — и пустыня зацветёт». А дожди, приходившие каждую весну, напоминали им, что даже песчинка, вернувшаяся к своему ритму, может перевернуть небеса.
Суть теории поля заключается в том, что все различные взаимозависимые влияния действуют совокупно: люди реагируют на всё поле в целом, а не на отдельные факторы или некие отсепарированные свойства, являющие собой чистые абстракции и концепты. Находясь в отношениях друг с другом, мы переживаем двусторонний процесс: мы влияем на наши отношения, и наши отношения влияют на нас (тут можно вспомнить про средний залог, о котором говорилось в начале). Левин писал: «…человеческое взаимодействие настолько же является функцией человека, насколько человек является функцией ситуации». Например, напряжение в диалоге, эмоциональный «заряд» коллективного ритуала или невидимая связь между близкими людьми — всё это проявления поля. Оно не локализовано в конкретной точке, а словно «витает» в ситуации, формируя общее настроение, направляя переживания и поведение участников. Поле нельзя разделить на «внешнее» и «внутреннее» — оно возникает в «со-бытии», в совместном присутствии. Поле, прежде всего, воспринимается не через интеллект, а через «телесную эмоциональность»: тело непосредственно «чувствует» атмосферу до того, как разум успевает её интерпретировать — например, непроизвольный озноб в «угрюмом месте» или расслабление в уютном кафе. Поле не статично — участники постоянно его пересоздают. Каждый жест, интонация или пауза вносят коррективы. При этом поле, в свою очередь, задаёт рамки возможных переживаний и действий. Такое понимание пространства бросает вызов классическим представлениям о реальности. Это заставляет пересмотреть даже понятие «индивидуальности»: человек всегда уже вплетён в поле, его эмоции и решения рождаются не в изоляции, а в контексте коллективно формируемой атмосферы — живой ткани межчеловеческих отношений. Реальность всегда со-творима, а человек — не изолированный наблюдатель, но соучастник непрерывного становления мира. Реальность разыгрывается в акте нашего присутствия.
Присутствие в поле терапевтического взаимодействия позволяет реинтегрировать отчуждённый опыт. Весьма немаловажная для терапевтов идея проистекает из признания того факта, что терапевт, изменяя себя, участвует в изменении клиента.
Так как существует совместно творимое поле встречи, в равной мере являющееся функцией того, что принёс терапевт, и того, с чем пришёл клиент, изменение в способе того, как терапевт присутствует, в каком состоянии он находится в общей реальности, как относится к клиенту и что чувствует по отношению к нему, неизбежно повлияют на пространство «in between» и целостное поле, и как следствие — на клиента. Присутствие подразумевает особое состояние бытия здесь полностью, телом и душой. Это способ «бытия с», без специального делания. Присутствие терапевта — это взаимодействие с фоном, на котором фигура другого человека может возникнуть, стать яркой, полной и отчётливой. Присутствие терапевта позволяет клиенту встречаться с собой, зная, что у него есть мудрый и сопричастный свидетель. Присутствие — это фон, требующий, чтобы нечто было начертано на нём; изменения фона меняют всю конфигурацию ситуации. Когда мы изменяем наш способ бытия с клиентом, сама ситуация следует за процессом трансформации, фиксированная динамика полевых процессов преображается. Трансформируя собственный способ бытия в ситуации, терапевт непосредственно воздействует на фон (т. е. на организацию связей между элементами), из которого симптомы изначально появились в качестве фигуры. Мы помогаем преобразовать фон, чтобы могла появиться другая фигура. Задача терапевта — поддерживать движение сил поля, следуя внутренним эстетическим критериям. Его действия основаны на уникальности момента. Ключевым становится «удержание наблюдающего присутствия».
Отто Шармер разработал концепцию, описывающую 4 уровня присутствия терапевта в поле взаимодействия с клиентом. Методология Отто Шармера объединяет теорию поля Курта Левина, феноменологический подход и диалог в понимании Мартина Бубера. Эта концепция помогает терапевтам глубже понимать полевую перспективу своего труда. Отто Шармер задаётся вопросом: «Из какого источника возникает моё внимание, какое качество присутствия я привношу в ту или иную ситуацию — и каким образом данное качество меняет траекторию происходящих событий из мгновения в мгновение?» Именно местоположение истока наших действий в роли терапевтов принципиально влияет на качество всего терапевтического процесса.
Шармер связывает уровни присутствия терапевта с открытием трёх зон:
И выделял три тупика, блокирующие присутствие:
1. Невежество (закрытый ум) → Отрицание нового;
2. Цинизм и небрежение (закрытое сердце) → Дистанцирование от эмоций;
3. Страх (закрытая воля) → Цепляние за контроль, которое можно представить как нырок под волну возбуждения и новизны посредством дефлексии («обстоятельства не изменятся») и эготизма («личность не изменится»).
Итак, предлагаю рассмотреть подробнее 4 уровня присутствия терапевта.
Привычные паттерны.
Когда индивидуумы, группы или организации действуют в этом поле, они интерпретируют ситуации в настоящем, основываясь на прошлом опыте или привычках. Реакции вызваны внешними событиями и сформированы привычками из прошлого. Подавление развития функционированием. Допустим, при взаимодействии с командой или группой всё, что происходит, соответствует вашим ожиданиям. Значит, вы в режиме загрузки. Это не хорошо и не плохо, потому что в одной ситуации может подойти, а в другой — нет. Просто один из типов слушания. Но если это единственный способ, которым вы умеете присутствовать, и при этом вы в рамках группы находитесь в постоянно меняющейся среде, где нарушается привычный ход вещей, есть вероятность возникновения проблем. Такой способ — это попытка спрятаться внутри накатанной в прошлом колеи. Терапевт прячется за шторками своих ответов, веря, что прежних знаний окажется достаточно. Как говорится в меме: «Идущий к реке: "Этот мир мне абсолютно понятен"».
Разумное присутствие (на уровне фактов).
Когда терапевт приостанавливает прошлые убеждения и старается воспринимать вещи такими, какие они есть, он входит в состояние сознавания, в котором начинает замечать новое. Любая творческая работа начинается с того, что нужно приостановить тенденцию к вынесению оценок, особенно тех, которые несут оттенок осуждения и пренебрежения, а также важно воздержаться от преждевременных выводов. Это следует сделать, потому что иначе мы обесточиваем реальные творческие силы открытого разума. Разум подобен парашюту — работает только когда раскрыт. Перейти от загрузки привычных паттернов к фактическому присутствию вполне возможно: просто обращайте внимание на то, что больше всего вас удивляет, что кажется необычным и интересным. Будьте любопытны и внимательны ко всему, что отличается от привычного (то есть к опровергающим исходные данные). Чем более глубоко чьё-то знание, тем больше шансов, что этот человек развил в себе способность удивляться. И чем более узки, поверхностны и ограниченны знания, тем меньше вероятность, что мы обнаружим в этой личности развитый дар изумления.
Чувствующее присутствие (на уровне отношений и переживаний).
Когда действующие лица системы перенаправляют внимание от объекта к источнику и входят в состояние сопереживающего сознавания, они воспринимают реальность с точки зрения других участников диалога и начинают смотреть на мир под различными углами, с новой перспективы, открывая доступ к феномену «множественной реальности». Замолчав внутри себя, слушая другого человека, доверяя тишине и своему сердцу, открывается дверь сопереживания. Сопереживание, присутствие и эмоциональный резонанс позволяют сонастроиться с мировосприятием другого человека. Необходимо добровольно приводить себя в позицию подлинной открытости и чуткой уязвимости в
отношении другого человека, что в корне отличается от эмоционального дистанцирования, эгоистического способа организации контакта. Для этого необходимо перейти от любопытства к любованию, задействовать интеллект сердца, что не всегда легко. В таких случаях следует начать с поиска чего-то поистине интересного для вас в этом человеке, что поможет его принять. Включение сердца активирует иной источник присутствия: без любования Другим (а в пределе — любви) мы обречены на уродство форм организации отношений.
Созидательное присутствие (на уровне совместности и переживания потока).
Когда терапевт отпускает прежние личностные отождествления и способы понимания себя, появляется новое пространство сотворческого сознавания. Это совместное присутствие, которое лучшие танцевальные, музыкальные ансамбли и спортивные команды называют потоком. Они выступают как сотворцы, используя потенциал полевых элементов и связей для возникновения новой точки равновесия в ответ на кризис и стимулы внешнего воздействия. Самое важное на этом уровне — ничего специально не делать. Нельзя вмешиваться и нельзя отключаться, нельзя бросать и нельзя бросаться. Здесь не за что больше держаться, важно лишь оставаться в потоке. Такая терапия похожа на джазовую импровизацию.
В движении от привычных паттернов, когда закрыто всё, к созидательному присутствию важно совершить три перехода:
1. От шаблонов к фактам: приостановка суждений;
2. От фактов к эмпатии: раскрытие сердца через доверие переживаниям и принятие собственной уязвимости и бессилия;
3. От эмпатии к творчеству со-бытия: смелость отпустить старое, оставаясь в неопределенности, следовать за происходящим и постепенно проявляющимся процессом.
Если представить этапы модуляции присутствия терапевта в виде последовательных шагов, то получится следующее:
1. Приостановка — обретение телесной опоры и готовности стать «живым резонатором» поля.
2. Расслабление и отпускание — любопытство становится фигурой, контроль ослабляется. Делание уступает место наблюдению, тело находится в комфортном положении.
3. Контейнирование — искусство быть «достаточно крепким сосудом» для проступающего хаоса и отчуждённого опыта. Принятие и пропускание первой волны переживаний.
4. Калибровка поля через телесные ощущения, образы и метафоры. Терапевт продолжает вчувствоваться, ощущая тонкие состояния второй волны, дегустирует тихие чувства.
5. Кристаллизация — рождение нового опыта там, где раньше были избегаемые переживания или бессмысленность непрожитого.
6. Эксперимент — игра с проступившей реальностью, где даже ошибка становится частью пути познания поля.
7. Действие из состояния потока — истина ситуации, проступающая в моменте, «со-бытие» как импровизация, джаз.
Модуляция присутствия терапевта зачастую влияет на клиента или группу сильнее, чем вербальные техники или интервенции. Она позволяет терапевту стать таким «ответом», меняя поле через собственную гармонию с ситуацией, а не силу контроля и принуждения. Терапевты могут повторять про себя что-то вроде мантры: «Дело не в том, что я делаю, а в том, как я осуществляю своё бытие с клиентом». Задача терапии — не понять прошлое или обрести счастливое будущее, задача терапии — помочь клиенту пережить настоящее иначе… через паузу, качество внимания, новизну в контакте и модуляцию присутствия самого терапевта.
Нет никакой структуры опыта, которая в своей организации не воспроизводила бы структуры языка, именно потому, что этот опыт запечатлевается в нарративах. И правда, давайте посмотрим, что нам, практикующим психологам, предлагает лингвистика. И когда мы говорим об изменении человека, мы говорим об различных формах активности, направленной на преобразование. Когда мы описываем активность как процесс, мы в большей мере используем глаголы. В языке описание форм активности регулируется через залог. Залог в грамматике — это способ выражения отношения между действием и субъектом, который его выполняет. В русском языке выделяют три основных залога: активный, пассивный и возвратно-средний. Каждый из них может быть проанализирован не только с точки зрения грамматики, но и через призму психотерапевтической практики.
Активный залог. В активном залоге субъект выполняет действие. Например: «Я читаю книгу и готовлюсь к лекции». Здесь «я» — это активный участник процесса. Субъект выступает инициатором действия, направленного на объект. Активный залог отражает агентность — способность влиять на реальность через целеполагание и волю, а также направленное, активное осознавание.
Пассивный залог. В пассивном залоге субъект испытывает действие, но не выполняет его. Например: «Образ возлюбленной возник передо мной». Здесь акцент смещается на само действие, а не на того, кто его выполняет. Субъект становится реципиентом действия. Пассивный залог соответствует «ненаправленному осознаванию» в гештальт-подходе — способности «быть с» опытом без немедленной реакции, созерцательности.
Возвратно-средний залог. Средний залог описывает действия, которые направлены на самого себя (возвратность действия к субъекту, -ся/-сь). Суффикс «-ся» сохраняет свое первоначальное значение «себя», например: «брат умывается» — «умывает себя». Посредством среднего залога также передают характер взаимодействия с акцентом на внутренних изменениях или когда имеется взаимное влияние между субъектами. Например: «Мы общаемся» или «Я рефлексирую». ПХГ описывали средний залог как пространство «in between»,
одновременно принадлежащее индивиду и среде, это пространство, где одновременно осуществляется действие (перцептивно-моторная активность) и испытывается воздействие. Любое действие в этом пространстве неминуемо возвращается к субъекту или меняет его состояние.
Давайте рассмотрим, как работает художник. Мы можем посмотреть на его творчество по крайней мере с трех точек зрения:
1. Сосредоточиться на результате творческого процесса, скажем, на картине.
2. Сфокусироваться на самом процессе написания картины.
3. Обратиться к состоянию художника, когда он стоит перед чистым холстом и входит в поток творчества (или призывает нисхождение творческого потока).
Таким образом, мы можем выбрать три фигуры исследовательского интереса. Непосредственно нарисованная картина, т.е. ЧТО нарисовано. Либо же обратить внимание на то, КАК художник нарисовал картину, т.е. какие техники и приемы он выбирал. И наконец, посмотреть на то, КТО ее нарисовал, на состояние художника, стоящего перед чистым холстом, как он присутствовал и входил в поток творчества, как он обретал вдохновение для рисования, в какой точке его жизни, в каких сопутствующих обстоятельствах возникла эта картина.
В гештальт-подходе мы можем приблизиться к частичному пониманию процесса изменений, используя три взаимодополняющие оптики:
1. Индивидуальную или моноперсональную (фокус на внутреннем мире клиента, работа с феноменологией) — пассивный залог, опыт случается и переживается.
2. Диалогическую или биперсональную (фокус на взаимодействии, например в пространстве «терапевт-клиент», работа на границе контакта) — активный залог, я осуществляю изменения посредством новизны переживаемого опыта в отношениях.
3. Полевую или ультраперсональную (фокус на целом, определяющем и организующем опыт всех включенных в него элементов, в том числе и индивида, а также работа с состоянием присутствия самого терапевта) — средний залог, способ присутствия и фокус внимания, влияет на ситуацию, которая, изменяясь, неминуемо преображает как клиента, так и терапевта.
Каждая из оптик открывает уникальные грани понимания и задаёт направления для терапевтического мышления и работы. На их основе можно выделить три ключевых вектора — оператора изменений, которые помогают клиенту двигаться к интегративной целостности и самотождественности. Далее мы рассмотрим эти три оператора изменений подробнее, но прежде предлагаю остановиться на
сверхважном компоненте, который влияет на все. Ролло Мэй пишет о нем: «Если вместо того, чтобы немедленно реагировать, ты просто сдержишься и выдержишь паузу, то самой этой паузой ты окажешься способен разорвать связь причины и следствия, и уже исходя из этой паузы, ты сможешь сделать все, что угодно, а не только то, к чему тебя подталкивал стимул». Аналогичную идею высказывает автор теории психологических установок — Дмитрий Узнадзе, который пишет: «Первый шаг к свободе — это способность воздержаться от импульсивных действий». Человек — не пассивный объект, а субъект, творящий себя через поступки. Именно способность брать паузы, выдерживать тревогу и порождает саму способность к авторству. Тревога — это остановленное возбуждение, в этом смысле тревога и обеспечивает нашу способность к осознаванию (наш внутренний мир во всем его многообразии сформирован благодаря ретрофлексии), потому что мы получаем паузу между стимулом и реакцией, мы оказываемся способны воздержаться от немедленного реагирования. На уровне тела это похоже на работу мышц-антагонистов: что-то напрягается, что-то расслабляется, и такими разнонаправленными векторами мы получаем доступ к точным и сложным движениям, к полноте и свободе выражения себя. Способность брать паузу и выдерживать её является тем фундаментом, на котором построено здание с тремя башнями — тремя операторами изменений в терапевтическом пространстве. Давайте перейдем к их рассмотрению.
Качество внимания.
В рамках данной оптики изменений терапевт рассматривает все трудности клиента, его конфликты в отношениях или сложность их построения как проекцию внутренних процессов: телесных импульсов, эмоций, незавершённых задач развития, ригидности коммуникативных паттернов. Любой внешний конфликт является отображением неосознаваемого внутреннего конфликта субъекта. Задача терапевта — сместить фокус внимания клиента с попыток контролировать внешнее, например, «исправить отношения», «изменить других» на осознавание внутреннего опыта. Через удержание внимания на чувственных переживаниях, дыхании, образах клиент учится не подавлять, а проживать свои телесные процессы и эмоциональные реакции. Это высвобождает энергию, замороженную в борьбе с самим собой, и запускает естественную трансформацию застывших паттернов. Так реализуется «парадоксальная теория изменений»: не через «исправление», а через осознавание и принятие того, что есть. Древние трактаты по йоге и гештальт-терапия, несмотря на разность традиций, сходятся в понимании того, что качество внимания определяет качество трансформации жизни. В восьми ступенях йоги, описанных Патанджали, нас интересуют пятая и шестая. Пятая ступень йоги называется «пратьяхара» (отвлечение/отрыв внимания от внешних объектов и перенаправление на чувственный опыт и телесный процесс), и шестая ступень — «дхарана» (концентрация), отражают принципы гештальт-подхода, где внешние события и отношенческие конфликты становятся точкой входа во внутренние процессы.
Пратьяхара — это искусство «возвращения чувствительности домой», где внимание на время отрывается от объектов внешнего мира (людей и ситуаций) и направляется на внутренние процессы: образы, телесные ощущения, эмоции. Перенаправляя внимание с попыток контроля чем-то внешним на восприятие своего внутреннего мира, пратьяхара является входом в чувственный опыт и порождает осознавание.
Дхарана — это сила сосредоточения или удержание внимания на одном объекте, которая запускает процесс преображения. Объектом концентрации становятся не словесные абстракции мышления, а живой внутренний процесс: ощущения в теле, чувства и эмоции, мимолётные образы. Суть в том, чтобы ощутить собственную энергию возбуждения, которая раньше тратилась на попытки изменить внешнее «заставить партнёра любить меня», и перенаправить её на исследование внутреннего «как я переживаю и как блокирую свою потребность в близости?». Это высвобождает ресурсы, «замороженные» в телесном напряжении, обеспечивающем отчуждение своих переживаний и свойств личности, а также в притворных попытках быть тем и таким, каким не являешься. «Мы меняемся не тогда, когда пытаемся быть другими, а когда осознаём, кто и как мы есть». Другими словами, изменение происходит вследствие большего осознавания, а не лучшего манипулирования. Это созвучно йогическому принципу: энергия следует за вниманием. Когда клиент прекращает тратить силы на манипуляции внешним миром (имитацию уверенности, подавление эмоций) и переносит фокус на внутренние процессы, происходит чудо: энергия, ранее связанная в сопротивлении (дихотомия «собака сверху» vs. «собака снизу»), высвобождается. Алгоритм трансформации:
1. Отрыв внимания от внешних объектов (пратьяхара);
2. Концентрация на внутреннем потоке телесных ощущений и чувственного опыта (дхарана);
3. Осознавание и переживание подавленных чувств и репрессированных фрагментов опыта;
4. Естественное изменение в самоощущении и отношениях. Этот процесс не требует насилия над собой — он следует за искренним интересом к собственному опыту. Энергия внимания — это мост к целостности.
Чем больше человек пытается управлять внешним, тем сильнее теряет контакт с собой. Чтобы измениться, важно перестать пытаться меняться; чтобы обрести контроль, приходится отпускать контроль. Это и есть суть парадоксальной теории изменений, где качество нашего внимания становится активностью по пребыванию в пассивном залоге, когда мы предоставляем свое внимание происходящему опыту, не пытаясь управлять и контролировать этот опыт.
Новизна способа действия и переживаемого опыта.
Существует исследование (Д. Стерн) о том, что после того, как клиенты заканчивают терапию, они помнят два типа узловых событий, которые, по их мнению, их изменили. Первый касается основной интерпретации (или интерпретаций), которая реорганизовала их внутренний психический мир. Стерн использует аналитический язык; нам ближе говорить об интервенции, цель
которых — способствовать расширению зоны осознавания, благодаря чему происходит развитие качества внимания клиента. Второй тип узловых событий по Д. Стерну касается особых моментов подлинных контактов лицом к лицу (моменты встречи) между клиентом и терапевтом, которые меняют отношение клиента к терапевту и, таким образом, оказывают влияние и на самовосприятие клиента. Подобная информация даёт возможность предположить, что многие терапии не имели успеха или были прекращены из-за неиспользованных возможностей установления глубоких по смыслу контактов между двумя людьми.
Как говорил Фриц Перлз: «Мы — есть то, чем мы стали в результате предыдущего способа действовать», т. е. изменяя привычный способ организации отношений, мы изменяем себя. В терапии мы создаём пространство для экспериментов: клиент пробует иные способы контакта с миром, выходя за рамки привычных ролей и сценариев: «хорошей дочери», «сильного мужчины», «жертвы обстоятельств». Через живой диалог и новизну рождается корректирующий опыт, преображающий и позволяющий изменениям произойти. Новизна действия требует «осознанного риска» — нарушения автоматизмов вопреки страху, стыду или другим трудным для переживания чувствам. Таким образом, поиск новых форм — это не поиск «правильного пути», а бесконечный танец с возможностями. Новое действие становится частью процесса самоопределения. Кризис возникает не из-за потери содержания (потребности), т. к. пока мы живы, пока организм обеспечивает гомеостаз, всегда образуется энергетический профицит для обеспечения поисковой активности. Энергия удовлетворения потребности требует формы для реализации, иначе она «растекается» или, скорее, затекает в привычную форму. Хорошая форма рождается из личного опыта, чувств и внутренних противоречий, а не внешних правил. Чем больше в ней «автора», тем она жизнеспособнее.
Предполагается, что у каждого из нас есть некий субъективный мир, в котором мы чувствуем, переживаем и думаем. Сейчас переживания есть у вас и у меня, и мы не называем их словами. Мы говорим о теориях и действующих силах в терапевтическом пространстве, но между нами есть эта часть взаимодействия, которую мы называем интерсубъективностью. Это совместное проживание некого эмоционального или аффективного пространства. Возможно, вы сейчас видите, как я говорю и жестикулирую, и делаете акцент не на том, что я делаю, а на том, какие чувства стоят за моими действиями. По Стерну, интерсубъективность — не просто обмен информацией, а совместное создание реальности, где каждый участник вносит свой субъективный опыт, формируя общую среду взаимодействия. Стерн подчеркивал, что интерсубъективность — это процесс, включающий:
1. Совместное внимание, например, мать и ребенок смотрят на одну игрушку.
2. Синхронизацию аффектов, ритмическое совпадение жестов, интонаций.
3. Разделение витальности, динамические паттерны эмоций — «всплеск радости», «медленная грусть».
Стерн вводит такое определение, как «витальные аффекты» — это динамические, телесно выраженные переживания (например, порывистость, плавность), которые
передаются в диаде. В терапии они становятся мостом для понимания невербального опыта клиента. Стерн считал, что изменения в терапии происходят через создание нового совместного опыта между клиентом и терапевтом. Это позволяет клиенту пересмотреть ранние паттерны отношений. Например, ребенок бьёт игрушку по столу и испытывает удовольствие; мама, которая видит, что ребенок бьёт игрушкой по столу и испытывает удовольствие, может сказать ему: «Бум-бум», — и это совпадает с тем моментом, когда игрушка бьётся. Ребёнок почувствовал, что мама правильно поняла его радость; мама и ребенок в этот момент переживают соразделение радости. Ребенок в этот момент ощущает, что он может вместе с мамой проживать свои чувства и состояния. Если настройка существует и хорошо налажена, то у ребенка будет ощущение некой полноты этого мира. Ошибки настройки могут привести к тому, что чувства не разделяются, и это может приводить к драматичным последствиям. Бывает иначе, когда мать пытается включиться во все переживания ребенка, вторгаясь в его внутренний мир, и это притормаживает развитие отдельности у ребенка. А иногда происходит то, что Стерн называл «воровством аффекта», когда мать присоединяется к чувствам ребенка, но затем уводит его переживания в другую сторону: «Да, ты обязательно поедешь на бал» (присоединение мачехи к радости и восторгу Золушки), «но сначала убери-ка весь этот огромный дом и поторапливайся» (уводит в досаду и отчаяние).
В процессе своего развития ребёнок учится говорить и использовать слова для описания своего опыта. Это одновременно дает возможность приобщения к большой культуре людей и создает опасность того, что некие элементы опыта, которые не могут быть выражены словами, остаются неосознанными. Когда ребенок начинает говорить, окружающие ждут, что он расскажет о своем состоянии, но он не всегда может это сделать. В результате тот опыт, под который были найдены слова в питающих его психику отношениях, — существует, а тот, который не был «ословесен», — нет. Стерн называл такие фрагменты опыта имплицитными или неосознаваемыми. Это некие чувства и намерения, сообщения, которые существуют на невербальном уровне и не осознаются. Когда мы говорим о чём-то, мы выхватываем из опыта часть и обозначаем, что оно существует, а всё остальное вычеркивается. Это может привести к тому, что мы не сможем полностью передать свои переживания. Задача психотерапии в том, чтобы некие переживания, которые обнаружены и поняты другим, могли бы присутствовать и во внутреннем мире клиента. Например, когда клиент говорит что-то важное, а терапевт реагирует на это, появляется возможность для дальнейшего продвижения. Далее Стерн выделяет два важных для нашего взаимодействия с клиентом конструкта: момент сейчас и момент встречи.
Момент сейчас (present moment) в работах Даниеля Стерна описывается как непосредственное переживание текущего опыта в терапии, где фокус смещается на «здесь и сейчас»; их длительность составляет от 3 до 10 секунд, если больше, то это уже субъективно переживается как моменты, следующие друг за другом. Момент сейчас — это эпизод, в котором клиент и терапевт совместно проживают эмоции, жесты или паузы, создавая основу для имплицитного (невербального) взаимодействия. Такие моменты считаются ключевыми для возникновения изменений.
Момент встречи (moment of meeting) — это качественный скачок в терапевтических отношениях, когда происходит глубокая синхронизация между клиентом и терапевтом, преодолевающая привычные паттерны и роли. Это совместно созданный опыт, где оба участника выходят за рамки прежнего, формируя новое, аутентичное взаимодействие. Такие моменты перестраивают имплицитное реляционное знание клиента, способствуя долгосрочным изменениям.
В обоих терминах, введённых Стерном, подчёркивается важная роль микровзаимодействий и спонтанной эмпатической настройки в терапии, во многом осуществляемой невербально, где изменения рождаются не через интерпретации, а через живой, совместный опыт клиента и терапевта. Момент сейчас — энергетически заряженный момент. Это может привести к моменту встречи, который является одним из самых сильных и значимых моментов в терапии. Важным является то, что в эти моменты нельзя действовать по шаблону. Они требуют присутствия, искренности и творчества другого человека; только так имплицитное и непрожитое может обрести форму для проживания и выражения, т. е. репрезентацию в психическом аппарате. Психопатология является результатом переживаний, которые не могут быть ассимилированы, поэтому они остаются неоформленными и ощущаются как «отсутствия» в процессе контактирования. Переживание не может быть ассимилировано, когда оно всепоглощающее (как в травмирующих ситуациях) или когда поддержки окружающей среды недостаточно, чтобы позволить ему быть почувствованным, признанным, названным, выраженным, подтверждённым и ценным. Так происходит в ситуациях хронического пренебрежения, жестокого обращения и насилия в личной истории клиента. Это точки отсутствия в контакте, отношениях и жизни, которые упаковываются в жёсткие формы симптомов. Слабо дифференцированные переживания ищут возможность проявиться и стать чувствами, которые можно обработать, почувствовать, распознать, назвать, выразить, подтвердить, ценить и ассимилировать. Для того чтобы проявились эти ощутимо отсутствующие переживания, недостаточно тела самого клиента, как этого было недостаточно в истории жизни клиента. Этим проточувствам нужна другая плоть — тело терапевта в терапевтической ситуации. Если терапевт не даёт возможности для этого, момент может быть упущен. Таким образом, интерсубъективность — это когда два человека могут одновременно переживать что-то общее, что может быть прожито только вместе. Это создаёт новое пространство, которого до этого не было.
Модуляция присутствия в поле.
Этот оператор особенно непривычен в понимании, так как предполагает выход за пределы логики индивидуального мышления, присущей западной культуре. Поэтому попробую начать его объяснение с притчи.
В долине, затерянной меж иссохших холмов, стояла деревня, чьи поля превратились в трескающуюся глину. Месяцы без дождя унесли урожай, а с ним — надежду. Старейшины вспомнили о монахе, жившем в горной пещере. Когда жители, обессиленные, пришли к нему, монах молча согласился помочь. Он вошёл в деревню и три дня провёл в медитации в заброшенном доме на окраине.
На четвёртое утро тучи сомкнулись над долиной. Хлынул ливень, вернув надежду.
Жители, ликуя, окружили монаха: — Ты спас нас! Как мы отблагодарим тебя? Монах улыбнулся, и в его глазах отразилась бескрайность: — Что вы? Я лишь песчинка в океане жизни. Придя сюда, я утратил гармонию — шум отчаяния заглушил тишину внутри. Три дня я восстанавливал связь с целым, ибо знал: изменив свой внутренний мир, я изменю мир вокруг. Один из селян спросил: — Разве дождь пришёл не из-за твоей медитации? — Я лишь вернул себе покой — а он, как ветер, разнёс семена перемен.
С тех пор в деревне помнили: «Поливай корни своего духа — и пустыня зацветёт». А дожди, приходившие каждую весну, напоминали им, что даже песчинка, вернувшаяся к своему ритму, может перевернуть небеса.
Суть теории поля заключается в том, что все различные взаимозависимые влияния действуют совокупно: люди реагируют на всё поле в целом, а не на отдельные факторы или некие отсепарированные свойства, являющие собой чистые абстракции и концепты. Находясь в отношениях друг с другом, мы переживаем двусторонний процесс: мы влияем на наши отношения, и наши отношения влияют на нас (тут можно вспомнить про средний залог, о котором говорилось в начале). Левин писал: «…человеческое взаимодействие настолько же является функцией человека, насколько человек является функцией ситуации». Например, напряжение в диалоге, эмоциональный «заряд» коллективного ритуала или невидимая связь между близкими людьми — всё это проявления поля. Оно не локализовано в конкретной точке, а словно «витает» в ситуации, формируя общее настроение, направляя переживания и поведение участников. Поле нельзя разделить на «внешнее» и «внутреннее» — оно возникает в «со-бытии», в совместном присутствии. Поле, прежде всего, воспринимается не через интеллект, а через «телесную эмоциональность»: тело непосредственно «чувствует» атмосферу до того, как разум успевает её интерпретировать — например, непроизвольный озноб в «угрюмом месте» или расслабление в уютном кафе. Поле не статично — участники постоянно его пересоздают. Каждый жест, интонация или пауза вносят коррективы. При этом поле, в свою очередь, задаёт рамки возможных переживаний и действий. Такое понимание пространства бросает вызов классическим представлениям о реальности. Это заставляет пересмотреть даже понятие «индивидуальности»: человек всегда уже вплетён в поле, его эмоции и решения рождаются не в изоляции, а в контексте коллективно формируемой атмосферы — живой ткани межчеловеческих отношений. Реальность всегда со-творима, а человек — не изолированный наблюдатель, но соучастник непрерывного становления мира. Реальность разыгрывается в акте нашего присутствия.
Присутствие в поле терапевтического взаимодействия позволяет реинтегрировать отчуждённый опыт. Весьма немаловажная для терапевтов идея проистекает из признания того факта, что терапевт, изменяя себя, участвует в изменении клиента.
Так как существует совместно творимое поле встречи, в равной мере являющееся функцией того, что принёс терапевт, и того, с чем пришёл клиент, изменение в способе того, как терапевт присутствует, в каком состоянии он находится в общей реальности, как относится к клиенту и что чувствует по отношению к нему, неизбежно повлияют на пространство «in between» и целостное поле, и как следствие — на клиента. Присутствие подразумевает особое состояние бытия здесь полностью, телом и душой. Это способ «бытия с», без специального делания. Присутствие терапевта — это взаимодействие с фоном, на котором фигура другого человека может возникнуть, стать яркой, полной и отчётливой. Присутствие терапевта позволяет клиенту встречаться с собой, зная, что у него есть мудрый и сопричастный свидетель. Присутствие — это фон, требующий, чтобы нечто было начертано на нём; изменения фона меняют всю конфигурацию ситуации. Когда мы изменяем наш способ бытия с клиентом, сама ситуация следует за процессом трансформации, фиксированная динамика полевых процессов преображается. Трансформируя собственный способ бытия в ситуации, терапевт непосредственно воздействует на фон (т. е. на организацию связей между элементами), из которого симптомы изначально появились в качестве фигуры. Мы помогаем преобразовать фон, чтобы могла появиться другая фигура. Задача терапевта — поддерживать движение сил поля, следуя внутренним эстетическим критериям. Его действия основаны на уникальности момента. Ключевым становится «удержание наблюдающего присутствия».
Отто Шармер разработал концепцию, описывающую 4 уровня присутствия терапевта в поле взаимодействия с клиентом. Методология Отто Шармера объединяет теорию поля Курта Левина, феноменологический подход и диалог в понимании Мартина Бубера. Эта концепция помогает терапевтам глубже понимать полевую перспективу своего труда. Отто Шармер задаётся вопросом: «Из какого источника возникает моё внимание, какое качество присутствия я привношу в ту или иную ситуацию — и каким образом данное качество меняет траекторию происходящих событий из мгновения в мгновение?» Именно местоположение истока наших действий в роли терапевтов принципиально влияет на качество всего терапевтического процесса.
Шармер связывает уровни присутствия терапевта с открытием трёх зон:
- Ум (факты, логика) – любопытство;
- Сердце (эмпатия, подлинная глубина переживаний) – сопереживание;
- Воля (действие из доверия неопределённости и новизне) – смелость.
И выделял три тупика, блокирующие присутствие:
1. Невежество (закрытый ум) → Отрицание нового;
2. Цинизм и небрежение (закрытое сердце) → Дистанцирование от эмоций;
3. Страх (закрытая воля) → Цепляние за контроль, которое можно представить как нырок под волну возбуждения и новизны посредством дефлексии («обстоятельства не изменятся») и эготизма («личность не изменится»).
Итак, предлагаю рассмотреть подробнее 4 уровня присутствия терапевта.
Привычные паттерны.
Когда индивидуумы, группы или организации действуют в этом поле, они интерпретируют ситуации в настоящем, основываясь на прошлом опыте или привычках. Реакции вызваны внешними событиями и сформированы привычками из прошлого. Подавление развития функционированием. Допустим, при взаимодействии с командой или группой всё, что происходит, соответствует вашим ожиданиям. Значит, вы в режиме загрузки. Это не хорошо и не плохо, потому что в одной ситуации может подойти, а в другой — нет. Просто один из типов слушания. Но если это единственный способ, которым вы умеете присутствовать, и при этом вы в рамках группы находитесь в постоянно меняющейся среде, где нарушается привычный ход вещей, есть вероятность возникновения проблем. Такой способ — это попытка спрятаться внутри накатанной в прошлом колеи. Терапевт прячется за шторками своих ответов, веря, что прежних знаний окажется достаточно. Как говорится в меме: «Идущий к реке: "Этот мир мне абсолютно понятен"».
Разумное присутствие (на уровне фактов).
Когда терапевт приостанавливает прошлые убеждения и старается воспринимать вещи такими, какие они есть, он входит в состояние сознавания, в котором начинает замечать новое. Любая творческая работа начинается с того, что нужно приостановить тенденцию к вынесению оценок, особенно тех, которые несут оттенок осуждения и пренебрежения, а также важно воздержаться от преждевременных выводов. Это следует сделать, потому что иначе мы обесточиваем реальные творческие силы открытого разума. Разум подобен парашюту — работает только когда раскрыт. Перейти от загрузки привычных паттернов к фактическому присутствию вполне возможно: просто обращайте внимание на то, что больше всего вас удивляет, что кажется необычным и интересным. Будьте любопытны и внимательны ко всему, что отличается от привычного (то есть к опровергающим исходные данные). Чем более глубоко чьё-то знание, тем больше шансов, что этот человек развил в себе способность удивляться. И чем более узки, поверхностны и ограниченны знания, тем меньше вероятность, что мы обнаружим в этой личности развитый дар изумления.
Чувствующее присутствие (на уровне отношений и переживаний).
Когда действующие лица системы перенаправляют внимание от объекта к источнику и входят в состояние сопереживающего сознавания, они воспринимают реальность с точки зрения других участников диалога и начинают смотреть на мир под различными углами, с новой перспективы, открывая доступ к феномену «множественной реальности». Замолчав внутри себя, слушая другого человека, доверяя тишине и своему сердцу, открывается дверь сопереживания. Сопереживание, присутствие и эмоциональный резонанс позволяют сонастроиться с мировосприятием другого человека. Необходимо добровольно приводить себя в позицию подлинной открытости и чуткой уязвимости в
отношении другого человека, что в корне отличается от эмоционального дистанцирования, эгоистического способа организации контакта. Для этого необходимо перейти от любопытства к любованию, задействовать интеллект сердца, что не всегда легко. В таких случаях следует начать с поиска чего-то поистине интересного для вас в этом человеке, что поможет его принять. Включение сердца активирует иной источник присутствия: без любования Другим (а в пределе — любви) мы обречены на уродство форм организации отношений.
Созидательное присутствие (на уровне совместности и переживания потока).
Когда терапевт отпускает прежние личностные отождествления и способы понимания себя, появляется новое пространство сотворческого сознавания. Это совместное присутствие, которое лучшие танцевальные, музыкальные ансамбли и спортивные команды называют потоком. Они выступают как сотворцы, используя потенциал полевых элементов и связей для возникновения новой точки равновесия в ответ на кризис и стимулы внешнего воздействия. Самое важное на этом уровне — ничего специально не делать. Нельзя вмешиваться и нельзя отключаться, нельзя бросать и нельзя бросаться. Здесь не за что больше держаться, важно лишь оставаться в потоке. Такая терапия похожа на джазовую импровизацию.
В движении от привычных паттернов, когда закрыто всё, к созидательному присутствию важно совершить три перехода:
1. От шаблонов к фактам: приостановка суждений;
2. От фактов к эмпатии: раскрытие сердца через доверие переживаниям и принятие собственной уязвимости и бессилия;
3. От эмпатии к творчеству со-бытия: смелость отпустить старое, оставаясь в неопределенности, следовать за происходящим и постепенно проявляющимся процессом.
Если представить этапы модуляции присутствия терапевта в виде последовательных шагов, то получится следующее:
1. Приостановка — обретение телесной опоры и готовности стать «живым резонатором» поля.
2. Расслабление и отпускание — любопытство становится фигурой, контроль ослабляется. Делание уступает место наблюдению, тело находится в комфортном положении.
3. Контейнирование — искусство быть «достаточно крепким сосудом» для проступающего хаоса и отчуждённого опыта. Принятие и пропускание первой волны переживаний.
4. Калибровка поля через телесные ощущения, образы и метафоры. Терапевт продолжает вчувствоваться, ощущая тонкие состояния второй волны, дегустирует тихие чувства.
5. Кристаллизация — рождение нового опыта там, где раньше были избегаемые переживания или бессмысленность непрожитого.
6. Эксперимент — игра с проступившей реальностью, где даже ошибка становится частью пути познания поля.
7. Действие из состояния потока — истина ситуации, проступающая в моменте, «со-бытие» как импровизация, джаз.
Модуляция присутствия терапевта зачастую влияет на клиента или группу сильнее, чем вербальные техники или интервенции. Она позволяет терапевту стать таким «ответом», меняя поле через собственную гармонию с ситуацией, а не силу контроля и принуждения. Терапевты могут повторять про себя что-то вроде мантры: «Дело не в том, что я делаю, а в том, как я осуществляю своё бытие с клиентом». Задача терапии — не понять прошлое или обрести счастливое будущее, задача терапии — помочь клиенту пережить настоящее иначе… через паузу, качество внимания, новизну в контакте и модуляцию присутствия самого терапевта.
Лекция прочитана на второй конференции дебютов «Весна в Ростове».